Истоки 16.05.2012 «В фантастическом полете над веками»

На ежегодных концертах этой пианистки все неизменно: огромный безмолвный зал училища искусств, немногочисленные зрители, скромная афиша с пометкой «вход свободный» и… потрясающей силы исполнение.

28 апреля состоялось выступление заслуженной артистки Республики Башкортостан Евгении Пупковой, посвятившей этот вечер светлой памяти недавно ушедших из жизни ее ангела-хранителя, сестры Эмили, и большого друга, известного краеведа, ученого Алексея Кондратьева.

И вновь пианистка дает свой концерт, обширную программу которого трудно вместить в один вечер. Представьте, в первом отделении сложнейшее произведение крупной формы советского композитора, два циклических сочинения, во втором – сонаты итальянского композитора XVIII века Доменико Скарлатти. Можно только изумляться колоссальной энергетике этой маленькой, хрупкой женщины, истинной королевы рояля.

Подумать только! Евгения училась у профессора Московской консерватории Александра Гольденвейзера, одного из основоположников русской школы пианизма. Величайшим счастьем в жизни этого музыканта была многолетняя дружба со Львом Толстым. Часто встречаясь с ним в его московском доме и в Ясной Поляне, Гольденвейзер всегда был желанным гостем для всей семьи Толстых. И редкий визит пианиста обходился без того, чтобы он не садился за рояль и не исполнял писателю его любимые классические сочинения.

Легендарное имя мэтра ушедшей эпохи окружено сегодня ореолом: человек редкой духовной культуры, незыблемого авторитета, превосходной профессиональной эрудиции. Одним словом, Александр Гольденвейзер – это эталон высокого служения музыке, что по наследству передавалось ученикам. Главной целью профессора было воспитание личности, без чего не может состояться исполнитель. «Чтобы властвовать над своими слушателями, – сказал Леопольд Ауэр, – музыкант должен обладать «индивидуальным магнетизмом»».

Наконец мы имеем возможность приобщиться к исполнительскому искусству воспитанницы, достойной своего великого учителя, чей «пианистический силуэт» намечается в ее игре. Внимание слушателей неотступно следует лабиринтами мыслей, волнений и откровений ее души.

Итак, Николай Раков – цикл фортепианных миниатюр. Ровесник ХХ столетия, этот композитор работал в разных жанрах. С 1943 года он профессор Московской консерватории, в 1946-м был удостоен Государственной премии СССР. Чтобы награда успела найти героя, в России надо жить долго. Лишь в 81 год Николаю Ракову было присвоено звание народного артиста СССР. Но радость была недолгой – через год его не стало.

Два-три десятилетия назад сочинения Ракова были популярны среди юных музыкантов за свою яркую образность и мелодичность. Миниатюры его цикла постоянно исполнялись на концертах, конкурсах. Такие пьесы, как «Легенда», «Бабочки», «Полька», «Вальс», были на слуху. Времена менялись, появлялись новые имена сочинителей. И лирические страницы Ракова закрылись как отработанный материал – как некогда любимая, а теперь надоевшая игрушка.

И вдруг звуки рояля заволновались, заговорили о прошлом, напоминая нам полузабытые мелодии. В волшебных руках этой доброй феи вновь заиграл, заблистал их богатый гармонический наряд, созданный волей и мастерством композитора. Как легко и изящно порхают бабочки, сумрачно и неспешно звучит легенда, беспечно кружится вальс, в узорной мелодике легких, скользящих звуков появляется изысканно-капризная мазурка… В «Акварелях» Ракова-художника размытые, блуждающие гармонии кажутся нам тонкими рисунками, очертания которых проступают в музыкальной канве. Одна пьеса сменяет другую, и каждая из них – словно маленький драгоценный уголок чьей-то жизни.

…Наше смутное представление о творчестве польского композитора ХХ века Витольда Лютославского обогатилось знакомством с музыкой фортепианного цикла «Народные мелодии». Его оригинальные страницы зазвучали народными песнями и танцами с их характерными особенностями – лаконизмом, своеобразными мелодическими оборотами с фольклорными интонациями и богатыми полиритмическими эффектами. В умелых руках мастера этим мелодиям не откажешь ни в элегантности, ни в поэтической тонкости.

Программа концерта продолжается Сонатой Д. Кривицкого. К сожалению, источников информации об авторе не обнаружено, поэтому приходится полагаться на собственную интуицию, подсказывающую идею и образные решения композиции. С первых же звуков Евгения привлекает внимание к своему видению мироздания в его полифоническом звучании; сопровождает нас в невеселых прогулках по улицам старого города с таинственным молчанием покосившихся и полуразрушенных домов. Здесь еще недавно кипела жизнь, а теперь – гнетущая тишина и полное безлюдье…

В сложной фактуре и диссонансных гармониях улавливается «прогулочный» лейтмотив, объединяющий разнохарактерные эпизоды этой психологической драмы. Давайте представим, как бы это написал художник. Наверняка пастозно, перегружая поверхность холста жирным красочным слоем темных тонов. Впрочем, колорит иногда меняется на более светлый, однако это не снимает ощущения безнадежности, обреченности. Вновь появившийся лейтмотив вселяет надежду, но… глухие, редкие удары колокола вносят мелодическую напряженность, усугубляющую трагедийность мысли композитора.

На мой субъективный взгляд, Соната не несет ни географической, ни исторической конкретности. Может быть, сочинение Кривицкого является скрытым символом нашей бездумной жизни и автор своей музыкой восстает против бездуховности и равнодушия общества к окружающему миру?..

Еще у Блока мы читали о «пустынной земле» и «погибших городах», где «черной ночью белый призрак ждет других теней безмолвно и уныло»:

Не об этом ли хотел сказать автор Сонаты? Безусловно, незнакомое сочинение, да еще крупной формы, не только у любителя, но и у знатока вызывает много вопросов и оставляет в раздумьях над неразгаданным кроссвордом. Но Евгения Григорьевна, имея богатое воображение и большой опыт в прочтении партитур композиторов-современников, подарила нам премьерное исполнение Сонаты Кривицкого в Уфе.

Я счастлива, если мне хоть отчасти удалось уловить полет мыслей пианистки и отразить их в зеркале ее интерпретации.

Музыка ХХ столетия уступила место эпохе барокко, и современный рояль должен был уподобиться старинному клавесину. Ведь истинный триумф фортепиано начался никак не раньше начала XIX века. А композитор, о котором идет речь, родился в 1685 году. Это неаполитанец Доменико Скарлатти, чья музыка пережила века.

В архиве семьи Медичи во Флоренции сохранилось письмо отца Доменико, Алессандро Скарлатти: «Этот мой сын – истинный орел, у него растут крылья. Он не должен пребывать в праздности, и я не вправе быть помехой в его полете». Доменико в то время исполнилось 20 лет.

Интерес к дальним странам и тяга ко всему неизведанному заставили его в 34-летнем возрасте покинуть Италию и отправиться в Лондон, а затем и в Лиссабон. Здесь он был назначен на должность маэстро королевской капеллы и руководил музыкальным образованием инфанты Марии Барбары. Именно для нее Доменико сочинял клавесинные пьесы. Талантливая ученица чтила своего наставника и, отправившись в 1729 году в Мадрид, пригласила его в штат королевской свиты. С тех пор Скарлатти не покидал Испанию и, прочно обосновавшись при дворе, стал центральной фигурой культурной жизни столицы. Он провел здесь 28 лет – до самой кончины в 1757 году.

Период жизни в теплой, солнечной Испании можно назвать не только приятным времяпровождением, но и самым значительным в творческом отношении. Внимание композитора привлекло народное танцевальное искусство Иберии. Испанская музыка с ее мавританскими влияниями разожгла воображение пылкого итальянца и вдохновила на создание шедевров необычайной оригинальности и смелости.

Слушая его сонаты в виртуозном исполнении уфимской пианистки, мы представляем себе Скарлатти за клавесином в одном из роскошных дворцов Мадрида или Аранхуэса, в благоприятной атмосфере которых рождаются импровизации, а воображение творца рисует праздничную круговерть. Происходит чудо: роскошные залы вдруг превращаются в огромные комнаты, которые наполняются танцорами с гитарами и кастаньетами, крестьянами и миловидными девушками. И в «клавесинных» звуках рояля слышится, как их грубоватые, резкие и томные голоса резонируют и множатся в эхо.

Доменико назвал свои двухчастные сонаты «Упражнениями». Интересно прочесть, что он сообщил в предисловии к своим сонатам. «Читатель! Кто бы ты ни был – любитель или профессионал, – не жди в этих композициях глубокого смысла; это лишь затейливая музыкальная шутка, цель которой – воспитать в тебе уверенность в игре на клавесине. Быть может, они будут тебе приятны, и тогда я охотно удовлетворю новые просьбы и постараюсь угодить тебе сочинениями в еще более легком и разнообразном стиле. Итак, подойди к этим пьесам как человек, а не как критик, и ты умножишь собственное удовольствие».

Подготовленные самим автором и освобожденные от всяких забот в открытии нового мира, с легкостью приступаем к слушанию сонат. Форма, созданная композитором, – одна из самых простых. Как много он достиг в узких границах рондо и куплетов! В своих сочинениях Скарлатти не поклоняется ни пышности дворцов, ни показному великолепию правителей. Простые люди – вот предмет его любви. Возбуждаемая неистовством танца и страстью, его нежная, озорная и неукротимая музыка черпает вдохновение в непрерывном движении.

Знаменитая клавесинистка, исполнительница этих сонат, Ванда Ландовска сказала: «Скарлатти – единственный композитор, напоминающий мне игривую кошку. Его изящество, очарование, живость и изобретательность неописуемы».

В бурных каскадах и арпеджированных аккордах возникают и исчезают языки пламени, мажорные и минорные тональности сменяют друг друга с быстротой, от которой захватывает дух. Но есть пьесы, проникнутые меланхолией, где мы встречаемся с композитором в роли созерцательного, задумчивого поэта. Артистическим жестом пластичных рук пианистка набрасывает на плечи его пейзанки мантилью, и начинается танец…

Скарлатти ввел такие приемы игры, как перекрещивание рук, широкие скачки, а если учесть, что мелодика постоянно расцвечивается мелкими филигранными украшениями, то любой слушатель может отметить невероятные трудности исполнения.

Итак, мы внимаем нашему музыкальному гиду, чья фантазия, следуя от сонаты к сонате, развертывает единую историю любви и бурных приключений. Наверное, солистке нелегко было определиться в выборе сонат для концертного выступления. Но поскольку их у Скарлатти более полутысячи, колдовскую нить можно прясть до бесконечности. Из всех уфимских исполнителей это под силу только Евгении Пупковой.

Мыслящий музыкант, она проникла в личность автора. И в бесчисленных нотных знаках сумела прочесть его душу, душу его народа, эпохи, в которой он жил, и передала все это слушателям.

Переживая столь яркие впечатления, не хочется осквернять свои возвышенные чувства отрицательными эмоциями по поводу отсутствия зрителей-«профессионалов» (о чем уже писалось больше чем достаточно) и вновь говорить о демарше тех, кого оскорбляет талант пианистки. Не лучше ли прочесть поэтические строки, рожденные в зрительном зале? Написал их большой любитель музыки Виталий Гаев, по профессии геолог, поэт по душевной склонности.

Погруженный в волшебный мир звуков и потрясенный мастерством этой любимицы публики советских времен, автор стихов глубоко задумался: