Истоки 19.05.2010 «На высоте музыкальных идеалов»
Ежегодно с наступлением весеннего сезона заслуженная артистка РБ Евгения Пупкова дает свои сольные концерты.Не нарушая свои традиции и на этот раз, в конце апреля она исполнила обширную программу, включая сочинения модернистов — Ряэтса и Шнитке. В концертном зале училища искусств собрался узкий круг почитателей таланта пианистки, чтобы разделить с ней радость музыкальной весны и вдохновенного творчества.
Альфред Шнитке — выдающееся явление в новой русской музыке. Но что значит для нас это имя? Пожалуй, Сюитой в старинном стиле, Концертом для альта с оркестром, посвященным Юрию Башмету, да кое-какими номерами из хореографической фантазии на темы Гоголя наше представление о творчестве Шнитке и ограничивается. И в этом нет вины зрителей. Концертирующие пианисты чаще всего предлагают «ходовой товар», среди которого сочинений этого композитора не найдешь. И лишь благодаря Евгении Пупковой на уфимской сцене прозвучали незнакомые нам опусы Шнитке: Соната, Импровизация и фуга, Вариации на один аккорд.
Итак, Соната… Словно кистью живописца она «разглаживает» клавиатуру рояля, на поверхности которой проявляется рисунок ночного пейзажа, и приглашает нас в город-призрак. Все глуше и глуше звучат мерные удары колокола — и наконец в полночной тишине растворился и замер последний звук. Послышались чьи-то осторожные шаги, заскользили обманные силуэты и фантастические видения… Как у Гумилева:
Гулко ударили три.
Сердце ночами бесстрашней,
Путник, молчи и смотри.
Может быть, это лишь шутка,
Скал и воды колдовство,
Марево? Путнику жутко,
Вдруг… никого, ничего?
Удивительно, как разнообразно и пластично пианистка прикасается к клавиатуре инструмента, звуки которого отражают отголоски колокольного звона, как чутко, до последнего мгновения она слушает рассеивающиеся в воздухе обертоны. Магия ее звука завораживает—то вдруг наплывают пугающие нас причудливые тени, то «в вопль разрастается шорох пустой»…
Более 20 лет назад в беседах с Николаем Самвеляном, членом Ассоциации творческой интеллигенции «Мир культуры», композитор сказал о том, что даже музыка может быть, как это ни странно, разрушительной; во всяком случае, способна нести разрушительный заряд, который, в зависимости от обстоятельств, то ли взорвется, то ли нет.
Следы разрушительной стихии видны в музыкальной ткани его «остросюжетной» Сонаты с непредсказуемым концом, когда покой и гармония наступившей тишины вдруг взрывается предательским выстрелом…
Запомнить многослойную фактуру авангардных сочинений с их изломанными мелодиями и гармоническими конструкциями безумно трудно. Но не для уфимской пианистки. Даже такой гений пианизма, как Святослав Рихтер, предпочитал современную музыку играть с партитурой. А тех, кто рискует исполнять эти сложные творения наизусть, он считал феноменами.
Часть своей программы Евгения Григорьевна посвятила известному композитору Яану Ряэтсу, чье имя широкой уфимской публике ничего не говорит, а потому требует представления. Народный артист Эстонской ССР с 1977 года, бывший глава композиторов своей республики в течение 20 лет. Симфонии, концерты, камерные сочинения Ряэтса пользуются огромной популярностью в Европе. Без его авторского пера не обошелся и кинематограф. В таких фильмах, как «Девушка в черном», «Опасные игры», «Маленький реквием для губной гармошки», музыка стала одним из главных персонажей.
Казалось бы, с распадом Советского Союза разрушились все творческие связи. Но для искусства не существует границ, оно не признает ни пропусков, ни виз. Так, в 2005 году состоялась Лепфбургская премьера, когда в Пушкине в Большом зале Екатерининского дворца был исполнен Концерт №1 для камерного оркестра Ряэтса.
Фортепианные сочинения мастера, их художественные достоинства находят признание у профессионалов. Вспомним: его Токката была обязательной программной пьесой на Четвертом московском международном конкурсе им. П. Чайковского.
В своем раннем творчестве он испытал положительное влияние современников — Прокофьева, Шостаковича, Хиндемита. Но, оттолкнувшись от национально-романтической традиции, художник стал искать самостоятельный путь.
Зрелым сочинением Ряэтса явился цикл — 24 прелюдии для фортепиано, за который он был удостоен Государственной премии Эстонии. Двенадцать из них прозвучали в тот весенний вечер. Богатое воображение пианистки совпало с авторским характером и отточенностью музыкальной мысли миниатюр, в которых отразились ее волевой темперамент и тонкий артистизм.
Столетия всегда кладут печать возраста даже на самые замечательные произведения искусства, но время благосклонно к подлинно великому. Все творчество Йозефа Гайдна уже принадлежит музыкальной истории, и самое лучшее, самое ценное в нем, как и в прошлые времена, способность радовать и увлекать нас, живущих в XXI веке.
Целое отделение концерта солистка посвятила клавирной музыке основоположника венской классики. В его сонатах сочетаются оригинальные гармонии и модуляции, живость эмоций и удивительной красоты мелодии.
Стоит музыке возобладать, и инструмент подчиняется творческой воле художника. Регистровые тембры рояля, отвечающие звучанию деревянных духовых инструментов, выявляют красочность и изысканность исполнения. И в звенящем лабиринте черно-белых клавиш мы слышим камерный оркестр времен Гайдна под управлением Евгении Пупковой.
В его светлой, солнечной музыке рождаются ассоциации с идиллическими картинами сельского быта. Напоминающие пейзажи Рубенса (к примеру, «Пейзаж с радугой»), они подобны прекрасному остановившемуся мгновению. Но если прислушаться, замечаешь, как все вокруг движется и развивается, — все более внятно поют ручьи, разливаются трели птиц и воздух наполняется весенними ароматами. Такие гармоничные состояния в природе сродни музыке Гайдна.
Слушая пианистку, ее художественное прочтение сонатных форм венского классика, понимаешь, почему этого композитора так любил Святослав Рихтер, имеющий в концертном репертуаре 17 (!) его сонат. В свое время и Сергей Прокофьев удивлялся таланту «папаши Гайдна»: «Какие у него все время интересные выдумки, и как все свежо и, можно сказать, «современно»». А старейший австрийский музыковед Ганс Галь противопоставляет «абсолютный» (то есть народный) мелос Гайдна более извилистому и затуманенному эмоциональными тонкостями мелодизму Моцарта.
Из дошедших до нас клавирных сонат Гайдна девятнадцать возникли до 1767 года, а значит, до появления новых видов фортепиано. Ранние сонаты еще очень скромны по размерам, фактура, прозрачностью которой определяется их клавесинный характер, порой старомодна.
Мы ясно слышим, что тринадцатая (соль-мажор) и пятнадцатая (до-мажор) сонаты очень инструментальны и дают нам представление о клавесине с его разнообразными регистрами и красками, в которых выявляется искрящийся и блестящий характер музыки.
Пастух — свирель, журчание — поток.
Постигая стиль эпохи, исполнитель стремится приблизиться к кристальным и прозрачным звучаниям пианофорте гайдновского времени.
А вот Анданте с вариациями, фа-минор, написанное композитором ближе к концу столетия, уже демонстрирует использование новых эффектов клавирного письма. И именно на современном инструменте эта тема и вариации, отличающиеся живостью и нежностью характера, предстают в своем истинном освещении.
Это трудно описать — возможно лишь прочувствовать и сказать: чудо есть чудо! Композитор писал свои сочинения для удовольствия и отдыха, что было типичным для XVIII века. И теперь старинная музыка (естественно, при высокой культуре исполнения!) остается такой же — нам на радость.
Кстати, сонаты Гайдна являются обязательными в учебно- педагогическом репертуаре на всех уровнях музыкального образования. Стилистически безупречная, с подлинно вокальной поэтичностью игра Евгении Пупковой — это ли не практические уроки эталонного мастерства как для преподавателей, так и их воспитанников, пусть даже и лауреатов конкурсов?! Ни для кого не секрет, что нынешний массовый поток музыкальных состязаний далеко не всегда определяет профессиональное лицо их участников, а потому даже увенчанным лаврами победителей здесь есть чему поучиться.
Но кресла большого зала училища искусств, предназначенные для обитателей этого дома музыки, пустовали. В голове не укладывается столь равнодушное отношение и неуважение не только к музыке, но и к самой артистке, между прочим, являющейся преподавателем этого заведения. Слушая выступление столь большого мастера буквально для двух десятков зрителей, хочется попросить у нее прощения за нашу серость, неразвитый вкус и провинциальный снобизм. А впрочем, такой демарш вполне объясним. Мы просто-напросто не готовы к встрече с уникальной пианисткой, чей исполнительский уровень недосягаем, а потому вызывает неприятие.
Великолепная московская «школа» Александра Гольденвейзера, богатая память, тонкий слух и знание лучших образцов фортепианной литературы от барокко до наших дней… Где еще есть в республике, даже в России пианистка, исполнившая всего Баха, творения которого по продолжительности звучания занимают в ее тематическом репертуаре свыше 18 часов? Стоит напомнить читателю, что Пупкова является третьей «бахисткой» после профессоров Московской консерватории Самуила Фейнберга и Татьяны Николаевой.
Много ли найдешь в наше время таких, как Евгения Пупкова, имеющая 40 сольных концертных программ? И это только те, точка отсчета которых начинается с сезона 1972—1973 годов. Исполнение классики по объему времени занимает 50 часов, новой музыки — около 40.
В ее музыкальной сокровищнице нашли приют «неисполнимые» фантазии современных российских и западных композиторов. И в некоторых случаях она является единственным исполнителем творений авангардистов. Многие музыканты-новаторы знают, что на карте духовного мира России есть имя мастера Евгении Пупковой, в чьих руках — вся роскошь старейшей русской пианистической школы.
Как замечательно, что существуют клавирабенды, что в профессию музыканта входит живое появление на сцене, когда рояль становится выразителем сокровенных движений его крылатой души, и на высоте музыкальных идеалов происходят диалоги со зрителем, что дает истинному артисту ощущение полноценного присутствия в жизни.
Борис Павлов.